скачено с сайта "Блики Тишины" - http://bliki.narod.ru по всем вопросам обращаться: bliki@bk.ru при использовании стихов: Авторство оставлять - обязательно e-mail Автора при наличии - указывать обязательно ссылка на сайт - желательна. ============== Дмитрий Якимов (zrbvjd) Санкт-Петербург http://zrbvjd.livejournal.com/ Малыш и Карлссон. P.S. Здравствуй, Малыш. Все нормально. Живу на крыше. Я все такой. По-прежнему вздорный. Рыжий. В меру упитан. В полном расцвете лет. Да, не летаю. В общем и целом - не с кем. И не считаю небо занятьем детским. Ты -то хоть помнишь? Нет, ты не помнишь. Нет. Кристера видел. Спился. Весьма уныло Выглядит на панели твоя Гунилла. А про тебя я в курсе из новостей. Стал депутатом в риксдаге ты или где там? Сто дураков внимают твоим советам. Ты не пустил на крышу своих детей. Тихо кругом. И пусто. Ну, разве кошка Черная промелькнет в слуховом окошке, С улицы донесется неясный вздор. Я, не меняя, переодену гетры. Все как обычно. Осень. Дожди и ветры. Лень есть варенье и проверять мотор. Я не летаю. Я не могу - с другими. Кстати... Ты и не знал - у меня есть имя... И не узнаешь, но подводя итог, Я не виню тебя. Все мне вполне понятно. Капли из низкой тучи еще бодрят, но... Просто, Малыш, ты вырос... А я не смог. И ответ от Автора "Zavhz": Карлсон, слушай, я занят, поэтому в двух словах, Пишу в интернет, по почте уже не дойдёт: Лети если можешь, спускайся так, на ногах. Если не можешь - пришлю пожарный расчёт Дом подготовлен к сносу, я всё подписал, И даже десять тыщ паровых машин Те, которые ты тогда обещал Не остановят бульдозер. Реальный. Один. Помнишь от старости умер мой первый щенок? Сын его внука грызёт ковёр у окна. Те говоришь - я мог, ничего я не мог, А моё имя, да что теперь имена... 8 Марта Бреду с улыбкой горькой и натужной, Не подмигну распутнице-весне. Судьба подарит то, что мне не нужно, А то, что нужно, вновь вручит не мне, Не выпью, не станцую с криком "асса!", Не стану целоваться за кустом. И смерть моя уже не передастся Кому-то верным половым путем. Я перенес в постели как простуду Простую мысль, не жалуясь врачу, - Что с той, с кем я хочу, я вряд ли буду. А с той, с кем буду, вряд ли захочу... И больше не задеть и не обидеть Того, кто все заранее простил, Бестрепетно вращаясь по орбите "Среди миров, в мерцании светил"... Мольба Дай мне, Господи, лист бумаги и немножечко тех чернил, Ну, ты знаешь, каких - тех самых, что в феврале. Дай два кубика этой влаги, чтобы я его окропил И оплакал живых, оставшихся на земле. Потому что без этой боли и не мыслю себя уже. И, по правде сказать, в начале восьмого дня Не в твоей ли то было воле лишней точкой на чертеже В левом нижнем углу зачем-то воткнуть меня. Дай мне, Господи, эти крылья, не таи свой волшебный шприц, Что битком набит чудесами твоей любви - Чтоб сначала взлететь над пылью, а потом уже рухнуть ниц, А потом уже, как положено, раздави. Но пока я реву как ветер, и пока я еще не стих, Высекая слезу из чьих-то просохших глаз, Дай мне, Господи, строки эти! Продиктуй мне последний стих! Обещаю, сегодня точно - в последний раз. А потом я подамся в прозу или молча пойду ко дну, И вообще из себя что хочешь изображу. Дай мне, Господи, эту дозу! Ну, хотя бы еще одну. А потом я переломаюсь и завяжу... 22.02.2010 На верхней полке О, господи, какое наслажденье Лежать на верхней полке в девять лет, В припадке бессознательного бденья Не слыша, как внизу храпит сосед. Куда там спать, когда в тебе бодряще Грохочут ямбы встречных поездов, И мир сосредоточен в настоящем: В скольжении парабол проводов. В луне, вослед несущейся над лесом. В безвестных полустанках на пути... И ты не то чтоб смотришь с интересом, Но просто глаз не в силах отвести. И дым в окне забава - не помеха, И запах несгоревшего угля. И счастье в том, чтоб ехать. Просто ехать. Бесцельно иль неясной цели для. 17.02.2010 Элегия В одной песочнице, коих много, числа которым повсюду несть, Какой-то прихоти ради бога, судьба свела их, зачем бог весть. В отдельной карликовой пустыне, имевшей место в любом дворе, Скучали рядом они отныне и ковырялись в земной коре. И вот однажды, а если точно - цвела черемуха, был четверг, Он поднял взор, и в часах песочных застрял комочек, и мир померк. И вдруг увидев в ней свет, прекрасней какого и не встречал досель, Он тихо выдохнул перед казнью и сел в бесплатную карусель. Она ломала его машинки. Он и не думал роптать в ответ. В ее глазах голубели льдинки - он улыбался и видел свет. Она втыкала в него шурупы, булавки, шпильки и каблучки, Но у него лишь дрожали губы, и расширялись слегка зрачки. Потом песочница стала мелкой, открылись новые рубежи, Она швыряла в него тарелки, и научилась метать ножи. Он подарил ей букет кораллов, она украла его кларнет. Она язвила, вонзая жало - он улыбался и видел свет. Она царапала и кромсала его прилюдно и тет-а-тет. Он улыбался. Довольно вяло, но улыбался - и видел свет. И терпкий мед из цветов полыни вкушал, что чертополох - осел, Не из упрямства, не из гордыни: а просто хочется - вот и все. И он цеплялся, как мог, конечно, за все, дарованное ослу, Уменье видеть не то, что внешне, уменье слышать не то, что вслух. Но пламя жгло, становясь бледнее и безотраднее каждый час, И он ушел, не простившись с нею. Песок просыпался. Свет погас. И воплям разума не внимая, что дело было отнюдь не в ней, А лишь в черемухе, или в мае, иль в чем еще - божеству видней, Он опустился на дно морское, во мглу, не снившуюся Кусто... Зато он видел ее такою, какой не видел ее никто. 16.01.2010 Колыбельная +3 Давай хотя бы раз в году забудем про испуг. Давай проспим свою беду, приснясь друг другу вдруг. Хоть цвет моих усталых глаз не блещет новизной... Давай еще хотя бы раз - как будто ты со мной. Нас не разбудят никогда ни Нот и ни Борей. Нам не приснятся холода, не будет январей. Нам не приснятся хруст и наст - лишь теплые моря. Давай еще хотя бы раз - как будто ты моя. Давай еще хотя бы раз - как будто я живу. Пусть это сон, но он сейчас. А завтра наяву Река, что разделяет нас, и мы, как острова... Давай еще хотя бы раз - как будто ты жива. Блюз для королевы Мама! Нас предали - деда Мороза нет! Есть бесталанный фигляр, прозябавший в ТЮЗе. Боже! Кто выдумал этот напрасный бред, Чтобы лишить нас навечно любых иллюзий? Да провались они пропадом - этот дед И притворявшийся им полупьяный лузер! Мама! Нас предали! Деда Мороза нет. Мама! Снегурочки - страшные существа. Так и не понял, зачем они красят губы. Глупо тревожился, думал, дохнешь едва - Сразу растают, боясь показаться грубым: Если душа у них есть - то она черства. Если души у них нет - то они суккубы. Мама! Снегурочки - страшные существа. Мама! Как холодно! Господи Боже мой! Мерзнут под шубою сельдь, корнеплод - в мундире. Мама! Мне хуже, чем елке в лесу зимой. Ей же в лесу веселей, чем в пустой квартире. Лучше с корнями и пусть не такой прямой, Чем без корней, хоть и самой нарядной в мире. Мама! Как холодно! Господи Боже мой! Мама! Вот кубики. Видишь, их ровно три. "Вечность" не выйдет и "счастье" никто не сложит. Буквы негодные, с ними как не хитри, И академия здесь ничего не сможет. Как их ни складывай с вечера до зари - Все почему-то выходит одно и то же. Мама! Вот кубики. Жаль, что их только три. Мама! Скажи мне, чем кончится этот блюз?.. Мама... Мне пора на работу. В ТЮЗ... 16.12.2009 * * * Post actum (вариант названия - Словения, не в названии дело) Если хочется плакать - молча, конечно, плачь. Что всегда улетает шарик, и тонет мяч, Я не помню, чтоб кто-нибудь выиграл этот матч. Даже купив всех судей. Даже если всю ночь в подушку про чью-то мать, Даже если, как Щербаков, разломать кровать, Даже если купить "Аврору", а после дать Залп изо всех орудий. У тебя за душой остался последний грош, Сбереги хоть его. Остынь. Прекрати дебош. Баррикаду оставь, ступай отдохни, Гаврош, - Хватит стрельбы и боли! Сколько можно скакать по ветке, как глупый чиж. Если пожил, акын, что видишь - о том молчишь, Прекрати вынимать всю душу из темных ниш Где-то на антресоли. Перестань залихватски в шляпу вставлять перо. Ты садовник, а вовсе не господин барон. Не читай "Женитьбу". Тем более - Фигаро. Чти медицинский атлас. Не дави на газ, не ломай со всей дури руль - Ведь добро бы тебя хоть звали Хосе Рауль Или граф де ла Фер, но - ты совершенный нуль. Имя тебе - Эйкаквас. Выпивай по часам противный густой настой, Не жалей о душе, что хрустнула под пятой, Перестань поклоняться той не вполне святой Деве, связавшей свитер, Что теперь нам гордиться новым календарем, Удирать от себя и думать, что удерем: Что лежать ночами в обнимку лишь с ноябрем, - Здравствуйте, леди Винтер! Партизан Выходя из ночного леса на край деревни, Ты разглядывал тех, кто счастлив в ее домах, Соблюдающих свой порядок, простой и древний, Не страдающих от того, что сидят впотьмах. Ты, вестимо, и сам остался бы здесь охотно Обрасти потихоньку тем, что зовут - родня. Чтоб напиться воды колодезной, не болотной. Чтобы кто-то тебя встречал на исходе дня. И в тебе горевал заждавшийся мирный житель, Что так долго мечтал услышать благую весть, Но рука сама находила предохранитель, Когда ты первым делом спрашивал - немцы есть? Улыбались тебе - какие тут немцы, милай, Мы кина-то здесь не видали - такая глушь: Их сюда, поди, не затащишь нечистой силой. Да и, если затащишь, немедля помрут к тому ж. Но с печалью смотря на врущих единоверцев, Ты не верил божбе и взмахам златых кадил. По привычке ища везде ненавистных немцев, И, конечно же, - находил. Calling Зарождается этот бред от смутного беспокойства, Что стучится в его мозги - сначала довольно робко, И течение мыслей обретает странные свойства От того, что радио врет, что где-то на МКАДе пробка. Потому что он в курсе - там, где пробка, там - плохо дело, Там обломки, и вой сирен, мигалки, патруль, носилки, Там, должно быть, на мостовой лежит бездыханным тело, Над которым склонился врач и чешет вотще в затылке. Разумеется, не ее - чего бы ей вдруг на МКАДе, Но уже механизм запущен - всякое в строку лыко: Террористы и маниаки, просто люд - гад на гаде, Людоеды и душегубы - всех излови поди-ка! Что ни оттепель, то капель - на крышах такие льдины: Или молния вдруг шарахнет - грозы в начале мая: Потому-то в башке мигрень, залысины и седины Оттого-то его колбасит, плющит, трясет, ломает. И ведь даже метеорит Тунгусский вполне возможен! Он уже допускает, что космические пришельцы Похищают ее сейчас, и даже, помилуй Боже, Скажем, лично товарищ Путин. Хуже - товарищ Ельцин. И рассудок - прости-прощай! И даже его остатки. Он, успев навоображать и бойню, и мясорубку, Выпадает в осадок весь и скушно лежит в осадке, Потому что она молчит. Она не снимает трубку. А она, не снимая трубки, тает в чужих объятьях, Поражаясь, зачем звонить так долго, когда не нужно, И ведь именно в тот момент... Придется прервать занятья... А он жив из последних сил,ничтожно и так натужно, А когда устает дышать под этим безумным прессом, А когда на исходе часа слышит сухое "здрасте:", Вдруг с души упадает камень. Страшный. Три тонны весом. И его отпускает... Губы шепчут: - Боже! Какое счастье... Пьеро P.S. Все, дорогой, поверь мне, не так уж плохо, Даже когда по паспорту ты - Пьеро, И ничего не можешь помимо вздоха, Если опять - три раза подряд - зеро. Есть же скамейка, облако, куст сирени, Где-то на донце капелька коньяка, Это давно известный рецепт смиренья. Есть, наконец, живая моя рука. Хватит блистать на сцене у Карабаса. Или у Карло. Ты ведь не для того. Полно геройствовать, тихо уйди с баркаса - Он все равно взорвется скорей всего. Что тебе неустойка с ангажемента. Ты ведь и так всю пьесу гоним, раним. Что тебе эти "браво!" и "сакраменто!"? Жив-то кустом сирени - лишь им одним. Все, дорогой, поверь мне, не так уж скверно. Солнца не станет - значит, взойдет луна. Жизнь приучает медленно и наверно Не обращать вниманья, когда она Ласково машет битой тебе бейсбольной Или грозит стереть тебя в порошок... Жить хорошо... ну, может, немного больно... Или, вернее, больно - но хорошо. Колыбельная №2 Здесь и сейчас. Не в Австралии, не в Техасе. Ни на Памир не надо, ни на Тибет. Клином сошелся свет на таком невзрачном рассветном часе, Прямо на этом месте и на тебе. Здесь и сейчас - вот единственная из формул, Только в нее вмещаемся мы с тобой. Только она способна и содержанье дарить и форму Жизни любой. Действительности любой. Здесь и сейчас ничего не бывает слишком. Даже, что был - и вдруг невзначай воскрес. Не объясняй, кудесник, откуда кролик, и в чем тут фишка. Надо ли нам вникать в механизм чудес. Здесь и сейчас - вот такая вот блажь Господня. Мало ли что за певчие - впереди. Завтра меня не будет, но это бог с ним. Я есть сегодня. Спи. И, покуда можешь, - не уходи... Самое время Всех давно уж забрали, а ты остаешься тут. И тебе очевидно - родители не придут. И грозит перспектива - кошмар наяву без сна. Твоя жалкая участь уже и ежу ясна. Оставаться здесь жертвой жестокому богу в дань. Мир приставил к тебе этих двух безучастных нянь. Им ничем не докажешь, что страшно, и ноет зуб, И ты все-таки съешь этот мерзкий молочный суп. И когда ты готов умереть, на худой конец, Вдруг, вернувшись с работы, в проеме встает отец. И ты рад, как собака, услышавшая "служить". Приговор отменен. Значит, самое время - жить. Но недолго. Поскольку над каждым довлеет рок, И внезапно паяют за что-то огромный срок. И тебя, мой фартовый, теряет из виду фарт. Да и сам ты как будто растерт меж рядами парт. Или бдишь на линейке у флага ни жив, ни мертв, Окруженный тенями соседних безвинных жертв. Коль угодно - сотрудничай. Хочешь - иди в отказ. А досрочного век не видать никому из нас. Все равно отсидишь до последнего ты звонка. Но дождешься - дневник потеряет ученика. Выпускной. Из горла портвейн - и давай крушить. От того, что свобода. И самое время - жить. Но не долго. Распробуй на вкус этот хмель - как раз Тут судьба уже ласково щурит вороний глаз И пихает тебя в БТР или вертолет, И сует тебя: в общем, весьма глубоко сует. И будить тебя будет не лютнею, но трубой. Там одно только слово ласкает твой слух - отбой. Там устав караульный с успехом заменит все - И Шекспира, и Байрона, и Лао Дзы с Басе. Обживешься в аду словно дома, и черт - не брат А тебя уж обратно, с размаху - да в Летний сад, Чтобы в нем тишиной и контузить и оглушить. И теперь несомненно - то самое: Время жить. Но не долго. С любой стороны все дела, дела. И душа отравилась делами и умерла. А прошедшее слиплось, как горькие леденцы, И убитыми где-то лежат этих дней гонцы. И стираются с досок все даты и имена, И кому здесь на кладбище верба твоя нужна: И стоишь, мальчуган, потерявшийся у оград, Ни о чем не тоскуя, но и ничему не рад. И совсем, абсолютно, не надо уже спешить. И долги все оплачены. Самое время жить. Без какой-либо цели. Однако же и без пут... И почти всех забрали, а ты остаешься тут. Без названия Снова подмостки - действия, сцены, акты. Где-то в гостиной на стенке висит ружье. Надо - всплесну руками и молвлю: "Ах, ты!" Надо - руками за голову: "Е-мое!.." Надо - куплю капусты и прочей хрени. Или изглажу неласково все белье. Или рожу десяток стихотворений. Лишь бы не думать, что где-то висит ружье. Это - мое мгновенье. Оно застыло. Именно это. Не то. Для чего - невесть. Но покупая уксус, станки и мыло, Я понимаю, что, в принципе, выбор - есть. Помнить или не помнить о Маргарите? Лучше сидеть "без одной" или пересдать? - Брякнуть, что "кушать подано! Нате! Жрите!" И выбираю, как водится, обождать. Что нам для счастья надо - совсем немного - Было б кому простить и сказать "прости". Я набирал весь вечер мобильный Бога, Но абонент по-прежнему не в сети. Веры лишен, на что-то еще надеясь, Все почему-то дергается кадык. Но для чего из мрака встаешь ты, Эос, С тех самых пор, как я без нее - привык? Аригато Все темнее вода, все мрачней небеса, равномерней печаль. Здравствуй, лодочник. Ты должен помнить. Я был здесь недавно с женой. Не ломайся, родной! Заплачу за проезд. Покури и отчаль. Ну и что, что я жив. Я умру, обещаю. Греби и не ной. Я и так словно тень. Мне уже все давно все вокруг все равно. Так живое становится мертвым. Ты - некто. А завтра - никто. Про меня не напишут баллад и не снимут цветное кино. В суши-баре не скажет казашка последнее аригато. Да и если б сказала, и что? - покраснеть, ухмыльнуться в ответ, Подмигнуть, мол, и сам я такой ничего ого-го самурай? Поздно, лодочник. Ведь потому и пришел - кто-то выключил свет. И со скоростью света врывается мрак, приближается край. А тебе обещали, что жизнь это чудо и сладостный дар - Водяной пистолет, змей воздушный, хотя бы цветные мелки: Отчего же не лезет мне в горло весь этот волшебный нектар? Объясненье одно - Дед Мороз впопыхах перепутал мешки. Ну, не хочешь туда, прокати, что ли, так: с ветерком по Неве, Чтоб, не жмурясь, спокойно подставить вторую щеку октябрю. Ну, не веришь - не надо. И черт с ним. Забудем. Не хочешь - не верь. Я ведь тоже не верю, когда по привычке, себе говорю - Доиграй до конца просто ради игры, донеси этот груз Вплоть до адреса по чьей-то там накладной, до черты роковой: Дотанцуй этот вальс, дохлебай эту боль, достони этот блюз - Пусть и не для нее, вовсе не для себя, даже ни для кого. Вальс Конечно, простой приём, но лучше лежать вдвоём, Чем шляться поодиночке, Когда ледяная длань стремится сдавить гортань И вырвать звено в цепочке. В окне темнота, пустырь, и диктор свою Псалтырь Читает не очень внятно, Уверен я лишь в одном - он лучше, чем метроном, А кто убеждён в обратном: Сначала горел неон, но вскоре погас и он, И мы отменили раут, Раз в лавках не стало свеч, но было нескушно лечь, Когда наступал black-out, Когда подступал мороз, как в 42-ом, всерьёз, И кровь застывала в жилах, Но было вполне с руки, Альцгеймеру вопреки, Лежать, вспоминая милых, Мы оба устали без обычных простых чудес, Вдвоём, но никак не вместе. И это не ты: не я: Но как ещё быть, живя В сухом и прохладном месте. И колокол бил в виске, а в ящике, в уголке, Как в спячке валялись спички, Мы тоже лежим во мгле, хранясь глубоко в столе, И ждём воровской отмычки. Гекльберри Финн. P.S. Через несколько лет, когда Север схлестнется с Югом, Кто там вспомнит о милых шалостях прежних дней И о том, что когда-то кто-то кому-то другом Был и в верности клялся вечной. Забудь о ней. Через несколько лет зарыдает Ребекка Тэтчер. Да когда и не зарыдает - не все ль равно. Через несколько лет в Петербурге закатят вечер, Даже снимут кино. И возможно,что не одно. Через несколько лет мы сойдемся на поле боя И погибнем во имя чести, ну, а пока Мы с тобою повязаны детскою, но любовью, И пока нас свободно куда-то несет река. А пока нас несет, и не слышно в бурлящем шуме Бесконечной реки, качающей крепкий плот, Как вдали воет пес - по тому, кто сегодня умер, И кричит козодой - по тому, кто вот-вот умрет. Ампутация Она говорит: "Ничего не бойся, ты же большой, не так ли?.." Он пробует улыбнуться типа "и не боюсь не капли". Она говорит: "Потерпи, мой милый, будет немного больно..." Он боли еще не чувствует, но вздрагивает невольно. Она говорит: "Ты сам мне за это скажешь потом спасибо..." Он съеживается, горбится - неловко и некрасиво. Она говорит: "Ты же знаешь, так надо: будет ведь только хуже..." В его глазах разливается тихий животный ужас. Она говорит: "Нет-нет-нет: довольно: что это, в самом деле..." Он чувствует, как душа щегленком мечется в тесном теле. Она говорит: "Я стараюсь, мальчик, для твоего же блага..." Он молча сидит белее, чем мелованная бумага. И думает: "Вот таким, наверное, был поцелуй Иуды...". А жизнь в обратном порядке начинает считать секунды. Кошачий марш Мы с тобою, как А и Б, познакомились на трубе, - Жизнь имеет весной привычку начать сначала. Ты мурлыкала: "Мон амуррр...", что от драных дворовых дур Отличало тебя и выгодно отличало. Что-то душу ожгло как плеть. И тогда вдруг решив пропеть В твою честь, о, моя бесценная, золотая. Я исполнил такое ми, что, когда б родились людьми, Мы бы ели с тобой до старости лишь минтая. И без скромности ложной я вам признаюсь, мои друзья, Это было настолько мило, что все застыло. Всю вселенную сей момент мой экспромт и эксперимент Ошарашил, и у вселенной заныл затылок. Даже дворник "Помилуй нас!" прошептал, пережив экстаз, Тяпнул водки, пошел к соседке, былой красотке, Попытался вручить лосьон, был немедленно изгнан вон, И отправился вон, вернувшись к доступной водке. Ну, а мы, потряся умы, удалились от кутерьмы И расстались без притязаний и сожалений. Потому что, как А и Б, мы, гулявшие по себе, Лучше рухнем с трубы, чем бытом стреножим гений. Через год повторится март. Вот тогда и возглавлю чарт. Буду снова по миру шествовать хит-парадно. И запомнюсь ему певцом, не ударившим в грязь лицом. Вот и все, чем, пожалуй, собственно, ну да ладно... Потому что ...а ведь было оно - одуванчики и соловьи за железной дорогой... И как будто недавно бренчало в кармане, да вот обронил, ротозей. И теперь экспонат, реконструкция: Сбоку глазей, но руками не трогай! Потому что - музей. Нет бы - в банк, под амбарный замок, под красивый большой автомат часового! Навсегда поместить и его, и себя... И adios, дорогие друзья!.. Но - нельзя, потому что... да что там выдумывать снова неверное слово! Потому что - нельзя. Сигареты на завтрак. Вчерашних газет на обед. Что придётся - на ужин. Чемоданы собрав, из души без скандала к другому уходит печаль. И душа засыпает, как рыба в промёрзшем пруду, не имея отдушин. Потому что - февраль. Свантессон - Карлссону. До востребования Где ты был, когда я, что есть сил, надрывался и звал тебя шепотом, Потому что ты мне обещал, Что вернешься. Куда ты пропал, и над кем проводил свои опыты, И кого от кого защищал? Где ты был, когда врач по коленке стучал молоточком серебряным И светил мне фонариком в глаз, Когда страх по ночам тихо крался за мною трескучими дебрями, И рассудок дымился и гас? Где ты был, когда первая кровь пролилась и соленая, вечная Запеклась на разбитых губах, А мои идеалы ушли на войну, и вернулись увечные, А иные - в закрытых гробах? Где ты был, когда мир меня делал другим, приспособленным к местности, И во мне просыпался мой зверь? Тот кому, все равно, где ты был, ради славы какой и известности, Как и, собственно, где ты теперь. Ну, давай, прилетай, мой товарищ, умильную рожицу скорчи-ка, Над прошедшим смеясь и скорбя. Вероломный, жестокий, капризный моральный уродец с моторчиком! Я здоров. Я могу без тебя. * * * Добрый доктор каких-то мудрёных наук, Гуманист, человечества преданный друг, Оптимист и сангвиник, Ко всему, что ни есть, ты имеешь талант, Ты красив как Нарцисс и силён как Атлант, И умён как Ботвинник. Это ты - не жалевший себя для людей, Адвокат, обвинитель, и трио судей, И двенадцать присяжных, Без обеда и отпуска, рано с утра Прививаешь побеги любви и добра. Остальное - неважно. Это ты - врачеватель пороков и язв, Направляешь корабль, ничего не боясь, Словно опытный шкипер. Это ты средь невидимых обществу слез Побеждаешь холеру, и туберкулёз, И (конечно же) триппер. Это ты между делом за несколько лет Изобрел сонатину, придумал балет, Написал все картины, Одарил целый мир красотою скульптур. Это ты сочинил "Трёх сестёр", "Чевенгур" И ещё "Буратино". Это ты, безупречен, прозрачен и бел От манжет до бюджета, от слов и до дел, Будто Белое море, Умиляясь, даёшь бедной нищенке грош, И, обмякнув душой, по субботам поёшь В нашем хоре в соборе. И неважно, что ты, исключительный мой, Каждый вечер приходишь с работы домой И, невидящим взглядом Проницая собаку, детей и жену, Содрогнувшись, вдруг слышишь в себе тишину... И становишься Хайдом. * * * Если хочется плакать - молча, конечно, плачь. Что всегда улетает шарик, и тонет мяч, Я не помню, чтоб кто-нибудь выиграл этот матч. Даже купив всех судей. Даже если всю ночь в подушку про чью-то мать, Даже если себя скрутить и переломать, Даже если купить "Аврору", а после дать Залп изо всех орудий. У тебя за душой остался последний грош, Сбереги хоть его. Остынь. Прекрати дебош. Баррикаду оставь, ступай отдохни, Гаврош, - Хватит стрельбы и боли! Сколько можно скакать по ветке, как глупый чиж. Если пожил, акын, что видишь - о том молчишь, Прекрати вынимать всю душу из тёмных ниш Где-то на антресоли. Перестань молодецки в шляпу вставлять перо. Ты садовник, а вовсе не господин барон. Не читай "Женитьбу". Тем более - Фигаро. Чти медицинский атлас. Не дави на газ, не ломай со всей дури руль - И добро бы тебя хоть звали Хосе Рауль Или граф де ла Фер, но - ты совершенный нуль. Имя тебе - Эйкаквас. Выпивай по часам противный густой настой, Не жалей о душе, что хрустнула под пятой, Перестань поклоняться той не вполне святой Деве, связавшей свитер, Что теперь нам гордиться новым календарём, Удирать от себя и думать, что удерём: Что лежать ночами в обнимку лишь с ноябрём, - Здравствуйте, леди Винтер! * * * Рука подведет. Отвернется удача. И ты промахнёшься, едва ли не плача, По той, что была дорога. Та белая лебедь тебе не добыча. Довольно иной, что, довольно курлыча, Летит косяком на юга. Ну да - перепёлки. Ну что ж - куропатки. На вертеле все одинаково сладки, И вкус приблизительно схож. Но как ни искусен твой повар-затейник, что клал майоран, добавлял можжевельник - На вкус одинаково ложь. В дальнейшем тумане щемящая нота манка известит, что открыта охота, Не вызвав ответную дрожь. Одарит ли чем напоследок болото?.. И нехотя станешь выцеливать что-то - Глядишь, невзначай попадёшь... И под ноги рухнет тебе, что желанно кому-то другому. Тебе же вне плана Досталось совсем без труда. Поскольку не целясь - всегда попадаешь. Но это становится ясно тогда лишь, Когда безразлично - куда. * * * Вспомнишь еще, кружа в океане бедствий, Даже сочтешь за главную из потерь: В нашем бог весть когда отзвеневшем детстве Было все то, чего не найдешь теперь. Были листы берез изумрудно-клейки. Жизнь источала прелесть и новизну. Счастье с сиропом стоило три копейки, А без сиропа вовсе всего одну... Песнь кризиса среднего возраста Если хочется плакать - молча, конечно, плачь. Что всегда улетает шарик, и тонет мяч. Я не помню, чтоб кто-то выиграл этот матч, Даже купив бесстрастных судей. Даже если всю ночь в подушку про чью-то мать, Даже если себя скрутить и переломать, Даже если купить "Аврору", а после дать Залп изо всех ее орудий. Ведь когда за душой остался последний грош, Сбереги хоть его. Остынь. Прекрати дебош. Баррикаду оставь, ступай отдохни, Гаврош, - Довольно с нас стрельбы и боли ! Сколько можно скакать по ветке, как глупый чиж. Если пожил, акын, что видишь - о том молчишь, Прекрати вынимать всю душу из темных ниш Ей место лишь на антресоли. Перестань молодецки в шляпу вставлять перо. Ты садовник, а вовсе не господин барон. Не читай "Женитьбу". Тем более - Фигаро. Уместней медицинский атлас. Не дави на газ, не ломай со всей дури руль - И добро бы тебя хоть звали Хосе Рауль Или граф де ла Фер, но - ты совершенный нуль. И все зовут тебя - Эйкаквас. Выпивай по часам противный густой настой, Не жалей о душе, что хрустнула под пятой, Перестань поклоняться той не вполне святой, Той, что вчера связала свитер, Что теперь нам гордиться новым календарем, Удирать от себя и думать, что удерем... Что лежать ночами в обнимку лишь с ноябрем, - Иди сюда, миледи Винтер! Lament (ред.) Ах, юность - блеск, фейерверк, цейтнот, веселье. И нищета, Зато свобода бродить, где хочешь. Пускай и в одном носке. Бутылки сдашь, и сезам, глядишь, уже отворил врата. И рай под каждым кустом, мостом и небом. Неважно - с кем. Не давит галстук, не жмет пиджак, не тянет к земле портфель. Вчера полночи бухал с Монтенем. Он выбросил белый флаг. Продали ваучер. Не хватило. Вдогонку пришлось апрель, Наш общий фьючерс, снести на рынок каких-то смешных бумаг. Развел барыга - да ну, чего вы, в натуре, мол, пацаны: Такой холодный и грязный месяц: Противно держать в руках. В итоге плюнули, уступили почти что за полцены. И стали тоже не кем попало. И даже при двух носках. Возникли галстук, пиджак, портфель и новенькое авто, Взамен свободы жена и дети: Прости, дорогой Мишель!.. Погладишь хаски, накатишь виски - но что-то не то! Не то... И вместо сочных плодов раздумий - какая-то вермишель. Мелькнули мимо кусты и небо, геройства и кутежи. Дебют разыгран весьма небрежно, спасибо - не детский мат. А жизнь сгорает, пока мы гасим текущие платежи И все надеемся, что вот-вот закончится этот март...