скачено с сайта "Блики Тишины" - http://kornetka.ru/bliki/ по всем вопросам обращаться: bliki@bk.ru при использовании стихов: Авторство оставлять - обязательно e-mail Автора при наличии - указывать обязательно ссылка на сайт - желательна. ============== Мария Хамзина Новосибирск http://mousss.livejournal.com/ http://miledy.parnas.info/stihi.html Я - в целом и я же в частности, и в зеркале - тоже я. Училась в эпоху гласности, с тех пор не люблю вранья. Боюсь темноты и старости, шприцов, и немытых шей, и в школе боялась старосту, зато не боюсь мышей. Читаю запоем всякое, бывает - запоем пью, такая я вся двоякая, что встречу - сама убью. Есть термин "аккомодация", пятнадцатый год учу, и Гоцмана в "Ликвидации" до обморока хочу. Ресницы - от мамы - длинные, от папы - рисунок скул, когда я была невинною, то имидж вгонял в тоску. С тех пор я обстригла локоны, почти научилась жить, курить сигареты - блоками, и - да! - пропекать коржи. Люблю комплименты, пряности, перчености и вино, люблю пребыванье в праздности, а также курить в окно. Теряю зонты и комплексы, перчатки, мужчин и стыд, стираю одежду "Омаксом", надежда еще хрипит. Аманты легко заводятся, их, в целом, не отследить, но в самом конце, как водится, останется лишь один. Ну, в общем, словцом увесистым пусть бросит, кто без греха. Живу. Улыбаюсь весело. И росчерк - Мария Х. * * * Все чаще бывает, что жизнь - это глупый учебник, Инструкция к миру, в котором стираются дни... Но плачут страницы, когда умирает волшебник. И мы остаемся опять совершенно одни. И хочется крикнуть - ну как же, ведь Вы обещали! Ведь вы говорили...но порох так сух, извини. И плачут страницы, когда он выходит с вещами, И мы остаемся опять совершенно одни. Мы купим два диска - он все еще где-то играет, Он жив, ведь иначе...Улыбка. Улыбка. Глаза. А в мертвом камине страница еще догорает, Но больше не может о вечности нам рассказать... * * * Вы знаете, Франка, что зайцы - из меха и пыли, из солнечных бликов, и красной подкладки плаща? Я шила их в детстве. Они никого не любили, Они убегали, и прятались в старых вещах. И я огорчалась, и снова бралась за иголку, Я пальцы колола, но шила, преградам назло... И новые зайцы садились на книжную полку, А старые зайцы смотрели на них из углов... Потом пробежали, должно быть, какие-то годы. Я все позабыла - варила, стирала, мела... И дети рождались, болели, просили свободы, Я пела им песни, и даже печенье пекла. Они приезжают раз в год, на рождественский ужин. Я очень стараюсь, и все мы от счастья горчим... И я прикрываю ладонями длинные уши, Пушистые уши из пыльной, потертой парчи... Синьора Варэзи, какой змечательный вечер! Кто красил Вам небо? Отличная выставка звезд! Глоток капуччино за хрупкую заячью вечность. За вкус шоколада. За лапы, и уши, и хвост. * * * Спи. мой сыночек. Устали глазки, капает сумрачный в них елей... Я расскажу тебе нынче сказку про заколдованных лебедей. Хочешь быть лебедем, мой красивый? Белым, как первый пушистый снег? Мама нарвет для тебя крапивы, не улетай от нее во сне. Выйдет. как прежде, в холщовом платье, встанет у прошлого на краю... Жили когда-то двенадцать братьев... Спи, непоседа, а я спою. Песенка первая. Элиза и братья. Братья: Папа нынче не вышел к завтраку, папа мачеху держит за руку, Платья ей покупает алые! А у мачехи щеки впалые, В волосах у нее репейники! Кто нам будет читать про Рейнеке, Лиса хитрого, и про ратников? Элиза: Я прочту, дорогие братики! Братья: Он твердит, что женился выгодно, ну а мы попрошайку выгоним, Мы ей щеки землею вымажем, из нарядов ей клочья вырежем, Пусть летает вороной черною, будет должность у ней почетная - Тетя-пугало в нашем садике! Элиза: Я боюсь, дорогие братики! Братья: Папа все перед нею вертится, ну а нас прогоняет, сердится, Не приходит играть в солдатиков... Элиза: Я приду, дорогие братики! Братья: Ты, девчонка, пряди приданое! И не кровь у тебя - вода одна, Ты - как эта, смеешься сладенько! Элиза: Не смеюсь, дорогие братики... Песенка короля и королевы Королева: Мой господин, только Вы мне даете силы. Все мои нервы натянуты. как струна! Ваши мальчишки - они же невыносимы! Король: Ну а Элиза, душечка? Ведь она - Нежная фея, которая все щебечет, Девочка-бабочка в платьице золотом... Ах, королева! Вот, подступает вечер, И вытирает слезы тебе хвостом, Серый, пушистый вечер на мягких лапах, Слышишь, мурлычет - все, милая, хорошо! Ну а с детьми сегодня побудет папа, Я обьясню им... Королева: И речи твои - как шелк, Стелешь ты мягко, но ребра хрустят и ноют, Снова в постели лягушка и два ужа! Я не позволю справиться им со мною, Я покажу им... Король: Мне, милая, очень жаль. Ты бы пришла к ним в сон, почитала сказку, Перекрестила на ночь, как лебедят... Так не хватает им материнской ласки. Королева: Я накормлю их лаской - пускай едят! Гроздья созрели, гневные, как цунами, Темные гроздья, алые острия. Пусть лебедята прочь улетают, к маме! Ваше величество, с Вами останусь я! Король: Ну, успокойся, колечки примерь, цепочки, В каждом наряде, ты, милая. хороша! Прямо картинка - ты, сыновья, и дочка... Скастье до гроба ждет нас, моя душа. * * * Ребята, скажите - вся эта лажа и вправду цепляет до мандража? Раз клевый чувак про войну не скажет, он больше не клевый, прощайте, жаль? Вся эта кровавая сучья свадьба, направо, налево, равняйся, пли... Мы в детстве читали - все люди - братья. Оплачено братство куском земли. Пятнадцать сестер выдирают серьги из мочек друг другу, где братья, э? Все то, что когда-то горело в сердце, пересчитали потом в у.е. Заразен пафос, как гонорея, живуч и липок, как таракан... Нет, за столетья не помудрели, лишь помудели, но так, слегка. Кто выйдет в черном, кто выйдет в белом, покрыта карта рубцами лжи. А мама, помнится, так хотела, чтоб мы решили с тобой дружить! Грузины - бяки, виват, Россия, за ножку Буша, и наших нет. А мама, помнится, так просила, чтоб мы не перлись на красный свет! Пока стреляют по людям люди, пока статистик выводит счет, несут кому-то звезду на блюде, в гарнире - сладости и почет. Пока сочится из пасти пена, пока за холку берут страну, скажу я тем, кто сидит за сценой - засуньте в жопу свою войну! Кто я такая? Мария, Машка, башкир - мой папа, хохол - мой дед, у осетина куплю барашка, милОму с Дона сварю обед... Пускай мы даже уже не братья. Наш мир поделен на этажи. Мы все соседи в одной палате. Нам хватит места, чтоб просто жить. "Война до колик осточертела" - все повторяют, как А и Б. А мама, помнится, так хотела, чтобы война не пришла к тебе... * * * У снега множество имен, шепни любое... Зима устроила ремонт, сменив обои, В квартире тишь и благодать, перина взбита, Пускай оценит квартирант всю прелесть быта. А квартирант захлопнет дверь, швырнет окурок, Пройдет в ботинках по ковру, посмотрит хмуро, С квартиры сьедет, но второй - уже в прихожей, И тоже курит, и в грязи его калоши. Ковер теряет белизну в таком вертепе, Все ближе небо - серый дым - окурки-пепел, Хозяйка злится и кричит, метет пороша, А так хотелось в ноябре прослыть хорошей! Но дни идут, все хуже быт, страшней проказы, Веревка вьется, но конец уже предсказан. И плюнув в лужу от зонта, зима уходит. Надев потертое пальто не по погоде. По грязи шлепая в тоске, тихонько плачет - Ну как же так, хотелось жить совсем иначе! Надежды нет, и сил, и средств, и утешенья... У снега множество имен - и поражений. * * * Она обожает детей и кошек, их Яндекс приносит, и это славно. Есть коврик пушистый в ее прихожей, и синий кораблик на шторке в ванной. Ее девяносто круглы, как персик, ее шестьдесят - шестьдесят, и точка. Она охраняет себя, как берсерк, хорошая девочка, чудо-дочка. Она, деловито наморщив лобик, идет по фэншую навстречу миру, мужчина пока что - смешное хобби, ей нравится быть для него кумиром. Она обожает кино и танцы, глотает мартини, грызет оливку. Покрыта шелками, мехами, глянцем, не кровь с молоком, карамель и сливки... Храни ее, Боже, в земной юдоли, ведь этот гербарий - твоя засада! Лазоревый цветик в нечистом поле. Ведь если не ты... А меня - не надо. А впрочем, ты знаешь, что я трусиха, что я избегаю прямого света... Храни меня, Боже, но только тихо. Чтоб я успевала платить за это. * * * И ты снановишься старше. Суше. Почти как вобла, чуть-чуть с дымком. Нет, вобла - грубо. Допустим, суши. Гастрономическим языком легко, мой ангел, о вечном. Это из тех ироний, которых - тьма. Сырой рыбешкой плывут рассветы, в крупинках риса стоят дома. В приоритетах - минет и шоппинг, еще быстрее, на раз-два -три! И только ночью ты слышишь шепот - проснись, принцесса, заговори, прокисло время в стеклянном замке, сломались солнечные лучи, и разбежались твои служанки, и жирный выводок паучих соткал покровы тебе, принцесса, ты спишь так крепко, что я устал слагать сонеты тебе, и пьесы, и и мазать известью пьедестал, у каждой сказки - свои законы, у каждой жизни - открытый счет, я не убил для тебя дракона, я просто помню тебя еще... И ты смеешься, глотая горечь - японский ужин, привет, Басё, сырая рыба должна жить в море, мезима выпью, и все. И все... Несладкий ноябрь Когда мне хочется лечь на дно, закрыться на все замки, Когда мне кажется, что темно, и выжжены маяки, Прогорклым маслом пропахла жизнь, как кухня в дурном чаду... Я больше, мам, не шепчу "Держись!". Я просто встаю. Иду. Какие, мама, к чертям, ножи? Твой Андерсен, мама, стар. Не так уж сложно себя сложить, гораздо труднее встать С постели, темной, глубокой...Ты меня не буди пока. Созрели знаки моей беды и капают с потолка. Я, мама, сильнее, чем я могу, я выбью стекло, прости. Краду, желаю, кривляюсь, лгу - чтоб было, к чему идти. Ползти, вцепившись в обрывки фраз, поводья в глухой степи... Ты спой мне мама, в последний раз - ... "Усни, моя радость, спи..." * * * Я узнала, мама, что ангелы не умрут, Даже если для всей земли останется пять минут, Они выйдут в шестую, за стены своей тюрьмы... Так нечестно, мама! Зачем им тогда все мы? Ты всегда мне пела - ди ладо, тонки крыла, Он тебя баюкал, пока ты еще спала, Он сидел на ветке, и пел про тебя ветрам... Я умру - он будет! Так ответили мне вчера. Мне сказали - ангел - это тебе не сердечный друг, Это суд, и святость, и орудие божьих рук, От греха не спрятать голову под крыло... Это правда, мама? Губы мои свело, Не поется больше, в горле плещется тишина Я впервые с миром осталась совсем одна... И, когда я умру, загорится моя звезда, Он повесит ее на елку, своим ангелятам, да? Легенда Когда я стану седой каргой, то буду курить кальян. Ко мне девчонки придут гадать, мол, бабушка, расскажи! Я каждой дурочке покажу червонного короля... И лишь одна - конопатый нос - меня уличит во лжи. И я скажу ей - она смела, но это тяжёлый крест. Для каждой смелой у злой судьбы найдётся своё ярмо. Уж лучше, детка, пряди кудель, покуда не надоест, Рожай до гроба, держи удар, покойникам ноги мой, - Всё это легче... Она прервёт, настырная, как чума, Тогда я выйду на белый свет, и выйдет она вперёд. Тропинка вьётся, давай, иди, но помни, что ты сама... И только свистнет её подол, и в чащу она уйдёт. А там - я знаю - блуждает тот, кто в мире всего один, И будут губы его - как шёлк, а пальцы его - как плеть, Клеймом останется поцелуй до косточек, до седин... И жить не сможет она - одна, и, глупая, умереть. И будет бабочкой догорать, и будет ей горек сон, Мужчины - бусины на шнурке, не этот, не тот, не тот... И в каждой луже, в любом стекле ей будет маячить он. И так - я знаю - весь бабий век... Пучина, водоворот. А он появится в смертный час, когда отвернётся Бог. Возьмёт за руку, стряхнёт года - хозяин в твоём аду... Я тоже вышла к нему - давно, с надеждой на посошок. Я помню, милый. Я жду тебя. Я смерти, как чуда, жду. А женщиной становиться... А женщиной становиться, как правило, нелегко. Сначала мы все - за принцем, по следу его подков, ну, то есть, подков-то конских, но дело уже не в том - два взгляда, потом - знакомство, а после - с коня, и в дом. А дом полыхает жарко от страсти и чистоты, и ты для него - служанка, и девушка из мечты, что надо, с умом подбрито, ну просто три раза ах, у трона и у корыта, и всюду - на каблуках. А он копошится мелко под грузом твоих надежд, угрюмо глядит в тарелку - "Ну что ты, родной, не ешь", испуган почти до колик безумством твоей души, и вот он - блудливый котик из дому навек бежит. Ну что тут - пожар потушишь, коня на скаку схватив - ах, сволочь, он плюнул в душу, развод и аперитив. Потом ты выходишь в поле, походка твоя легка, ты кошка, и ты на воле, и в поиске мужика. И бедра твои округлы, и очи твои с искрой, ну что вы, какая кухня, безумие, домострой! Из карточной рассыпухи ты вытащишь даму пик, на лавке рядком старухи считают - тебе кирдык, совсем загуляла девка, пропащая, что сказать, и, словно плевок, припевка - плешивое слово "блядь". Тебе наплевать на это, ты греешь холодный дом, подружки дают советы, но чаще ты спишь с котом. Но сказано - время лечит, не угли уже, зола, и ноги на чьи-то плечи - для радости, не со зла, и вот он - герой романа, в руках номерок зажат, глядишь на его изьяны, и дринькаешь оранжад. Ну что там у нас по списку - храпит по ночам с тоски, мечтает о Жанне Фриске и прячет в диван носки. Все это портрет с натуры, Чапаев и пустота, известно, все бабы - дуры, но ты-то уже не та! Где нынче отыщешь принца, спасибо, он был уже, и ты воздвигаешь в принцип пристрастие к неглиже. Свободны, бесспорно, оба, спокойна от а до я, но душит ночами злоба - где шляешься ты, свинья? Однажды (и это странно!), поставишь ему на вид, и вот уж герой романа не пишет, и не звонит. Бесстрастно поставишь точку, и выйдешь на белый свет, но снится ночами дочка, которой все нет и нет. Работа, друзья, карьера, подводка, помада, тушь, и очередь кавалеров, но капает в ванной душ. Все это, пожалуй, глупо, что делать, такая жизнь, украдкой кусаешь губы, когда говорят "ложись!". Однажды, устав до колик от шума и от кальсон, решишь, что отныне в койке ты ищешь здоровый сон. И вот ты живешь-не тужишь, такая Карден-Диор, подруги давно при муже, зато у тебя - декор, готовишь себе лазанью, калорий отсыпав горсть, но звезды уже сказали, что будет нежданный гость. Ух, ты бы по этим звездам - в упор, из дробовика, но поздно, родная, поздно, куда ты без мужика? Ты помнишь -твердила мама, что надо терпеть, как вол, и папа, приняв сто граммов, стучал кулаками в стол, дурная, лихая сила его волокла до дна... Потом, у его могилы, не плакала ты одна. Но память - такая штука, она норовит предать, и мама все просит внука, чтоб отчество передать. Ну все, отвлеклись, довольно, пока мы болтали здесь, подъехал клиент на "Вольво", и денежки тоже есть. "Хватай, - поддержали с тыла подруги,- не то уйдет!"... Ну, в общем, ты с ним крутила, не сделав потом аборт. Сказала ему без крика - спасибо, на этом все, а он улыбался дико, почувствовав, что спасен. "Зачем, почему, ты дура!" - кричали ей вслед глаза, живот, округлив фигуру - единственный, кто был за. Плевать на слова и сплетни, не им за тебя решить, а дочка родится летом, но надо еще дожить. ...Сгорает в кастрюле каша, в игрушках царит бардак (а дочку назвали Машей, без умысла, просто так). Глядишь на нее украдкой, не веря в свою судьбу, а дочка мусолит пятку, и мрачно кривит губу. Растет, головенкой вертит, конфету зажав в руке, а ты, улыбаясь, чертишь зарубки на косяке. Конфета, потом - помада, с подружкой глоток вина, и "Мамочка, ну не надо, я просто пройдусь - луна, ты, знаешь, а он хороший...", и роза на стебельке. Паршивца зовут Сережей, и ты с ним накоротке. Свои вспоминая роли, волнуясь, сходя с ума, ты, вместо "Рехнулась, что ли?!", ей скажешь:"Решай сама. Подумай, чего ты хочешь, дорог на земле полно...", и будешь потом полночи бездумно курить в окно. Как сделать, чтоб ей, малышке, зажегся другой маяк, твои не достались шишки, колдобины, острия? Прикрыть бы, укутать, спрятать...чтоб жизнь не открылась ей, и стала дешевым ядом, как выдохшийся портвейн. Дождавшись свою пропажу, увидишь, как в первый раз, и все про себя расскажешь, без вымысла и прикрас. Про то, как дрожат ресницы, когда за душой - беда, и первый, зараза, снится, пусть изредка, иногда, и третий, четвертый, пятый...любовь, понимаешь, Маш? "И твой заезжает папа, впадая в семейный раж, и Коля звонит, и Гриша, ну, помнишь, такой, в пальто? Все это, родная, слышишь, должно быть, совсем не то. Но я не жалею, дочка, себя на куски разбив..." И скажешь, поставив точку: "Не бойся. Живи. Люби". Затянешься, глядя прямо, и грянет - из темноты: "Какое ты чудо, мама! Я тоже хочу - как ты!" ====================== Созвездие Рака На кухне соседкиной жирный чад- Пирог догорел дотла... ...Мы ходим в кино - а они кричат. Мы пьем за любовь - а они кричат, Капусту шинкуем - они кричат, Такие у них дела. Машина сигналит - неровный свет Вплывает в пролет окна... Есть время любить - а надежды нет. Есть время встречаться - дороги нет, Есть булка на завтрак, а завтра - нет... Есть повод лежать без сна. Лариса ...Тихо, протяжно болит живот, месячные, а толку? Толька напился на Новый год, что там - понюхал стопку, и отключился, а я ждала, думала - будет праздник, Мурка шипела из-под стола, сыночка Мурку дразнил, я накричала...зачем, зачем? Что мне теперь - больница... Кашу проклятую я не ем, хоть и кричит сестрица. Как ее есть-то? Тошнит всегда, горько во рту, и едко, все, что без морфия - ерунда, мне говорит соседка. Ох, ну скажите, за что - вот так, я ж родилась в сорочке! Тетка-врачиха сказала "Рак, правой твоей, молочной". Дальше не помню, пришла домой, слезы текут пореже. Сразу же, в голос - "Толян, родной, сиську-то мне отрежут! Мы же решили про отпуска, дачу хотели, дочку..." Водки мне милый налил в стакан, выпила по глоточку. Сели неловко, глядим с трудом, как на дорожку, значит... Ох, не хочу вспоминать про дом, снова вот-вот заплачу. Завтра осмотрят, помнут, сопя, словно приговорили, жалко, что поздно - девчонки спят, вместе б поматерили, ну коновалы, а не врачи, глазки у всех - как пули, нет, не умеют у нас лечить, держат в кармане дулю вместо зарплаты, и злые - ой, словно собаки прямо, ох, до чего же хочу домой, чтобы с порога - "Мама!"... Выйду отсюда уже весной, встретят меня цветами, сколько-нибудь поживу с одной, после другую вставим, буду красивой, Мерлин Монро, буду почти что леди... водки куплю мужику - ведро, всех позовем соседей... Вечер сегодня течет, как гной, сердце тревога гложет... Нет. Не со мной. Не со мной. Со мной. Только помилуй, Боже! - Спокойно, женщина. Угрозы нет...почти. Вот направленье. Там вам все расскажут. Приемный день - по средам, с десяти, Халат возьмите. Тапочки. Пейзажи Здесь ничего - из каждого окна Вон, виден парк. Автобус тоже рядом. Здесь по утрам такая тишина! Конечно, всех. И вас мы тоже...Надо Хранить надежду. .. Вероника -Тапочки-зайчики, мягонько, хорошо, милые мордочки, так бы и целовала! Ночь, на кровати я в тапочках, голышом, снова залезла с ногами на покрывало, что тут плохого? Я куколка, о-ля-ля, все говорили, что я королева бала... Руки и ноги не пухнут и не болят - не понимаю, зачем я сюда попала?! Люди, любимые, милые, почему, что там в груди моей страшного углядели? В двадцать четыре - на койку, почти в тюрьму, я же хотела в Европу на той неделе! Не выпускают, анализы, беготня, кровь забирают литрами, плюс проценты, им хорошо, все можно - а у меня кончился крем, от возраста, из плаценты! Нет, я не знаю, не верю, я не хочу, это ошибка, и кто-то, должно быть, шутит, завтра накрашу губы, пойду к врачу, и разберусь в этой мерзкой больничной жути. Он ничего, и не старый еще почти, если захочет, я все для него... А может, сразу с порога - "Хороший мой, отпусти!", секс, и заплакать, хоть что-нибудь, да поможет! Пятница - завтра, все наши поедут в клуб, это обычай - отметить конец недели, Стас приревнует, и будет метать икру, он у Аленки как сторож стоит, при теле, Катька нацепит безумные сапоги, мы их купили вместе, смеялись дико - шпилька такая - не хватит ее ноги, по голенищу - лохматенькие гвоздики, стразики, бантики...жалко, не мой размер, ну ничего, я такие найду - все ахнут, из анаконды покрашенной, например, а каблуки и отделочка - черепаха! Там, за окном - разноцветные фонари, люди гуляют, красивые, и повсюду... Тут- все такое...больничное, хоть умри! Нет. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Не буду? Эй, Валентина! Будешь колбасу? Бросай шприцы, шабаш, обед и ужин, Я, девки, мармеладу принесу, Купила вот - пятьсот взяла у мужа, И в магазин, а цены-то - кошмар, Для нас, врачей - кефир, сухарь, и баста... А у Володьки снова - перегар, Пятнадцать лет, а пьет...да часто, часто, Что я, не знаю? Марина ...Темное время, кружочек света, как позабытый, лежит в углу. Басом хохочет соседка Света, ей бы с разбега - да на метлу! Как надоело, скорей бы, что ли...Я ненавижу, когда храпят! Свету ругает соседка Оля - что ты, мол, ржешь-то, ведь люди спят... Люди и нелюди, хрен на блюде, жизнь зачеркнула меня крестом, жидкая каша в дрянной посуде, и санитарки - народ простой, в серых халатах, платках на вате, красные руки, и щели-рты... Я постаралась - из всей палаты только меня не зовут на "ты". Простыни эти, в сквозных печатях помню я с детства - едва терплю. Строго по графику - выключатель, мне бы хоть книгу, пока не сплю, нет, не бывает для нас поблажки, в десять - по койкам, лежи ничком... нюхаю ворот своей рубашки - пахнет духами и порошком. Ларка рыдает опять в подушку, плачет по дому, как все мы тут, клуб отдающих кому-то душу, раковый корпус - не институт... Молча глотаю свои таблетки, потом и кровью вокруг разит, что б ни шипели мои соседки - я не подохну в такой грязи! Нет, не дождетесь, я встану, встану, прямо, как прежде, себя держа... буду коту покупать сметану, шубу из зайца отдам бомжам, буду запоем читать Толстого, Чехова, Кафку, стихи Басе, в мире так много огня и слова, как не попробовать это все?! Буду ложиться, когда придется, буду... Как больно, твою же мать! Руки в коросте - куда колоться? Просто. Как просто - всех нас сломать... Ломай батон, вот так, напополам... Дай сахар мне, и ложку дай, жадоба. Ну что там? Ай, подумаешь, сто грамм Прибавлю враз - и сахар здесь, и сдоба, А нервы что? Без нервов жить никак! И масло дай. Гулять, так чтоб гудело... Ой, у меня сегодня - кавардак - Так - прихожу - а там, в палате - тело, А я с утра... Светка Господи, девки, да вы чего - нас утопить решили? Можно подумать, главней всего - сколько мы там прожили, сколько еще впереди...Мура! Девки, айда к окошку! Там вон сидит посреди двора рыжая чья-то кошка! Наглая - ужас, слежу за ней - очень она смешная. Ларка! Меньшой из твоих парней, свежий, как лютик в мае! Эка, маячит, небось принес яблок опять зеленых.... Ларка, счастливая ты, ей-ей, чувствую до печенок. Что ты - "смеешься"? А что, рыдать, в хоре у вас, солисткой? Все вы настроились умирать - ах, до могилы близко, дуры и дуры! Мы все умрем, это с рожденья сбруя. Спите в обнимку с календарем, крестики в нем рисуя! Что вам - и кормят, и лечат - рай, все, никакой заботы... Мне не приспичило умирать, я ведь ушла с работы, я отдыхаю, плюю на все,сплетни,сканворд, журнальчик! Дома сынуля трубит лосем, фиг ему - взрослый мальчик, пусть похлебает теперь сполна супчик не от мамаши. Может, приеду - а там - жена, ручкой в окошке машет, ладненько будет, пускай, пускай, я оттрубила смену... Девки, представьте, что в отпусках - в лагере, по обмену! Солнышко светит, оттаял двор, кошка играет в салки... Зря ты, Наташка, главрач не вор, видно - ему нас жалко, как устает он, наверно, здесь - в обществе нас, красивых. Думаю, раков совсем не ест, даже как надо, с пивом! Помню, мой батя - притащит жбан, мне отольет глоточек, раком закусим - и он не пьян, и позабавил дочку. Умер на майские, лет уж семь, внука любил, как бога. Жалко чуть чуть - не похож совсем мой на него Серега. Много болтаю? Язык - метла! Ларка, делись ватрушкой! Что ты расплакалась - у стола? Плачь вон, как я - в подушку. Подушку не примяв, лежала ночь. Ой, жалко всех. А эту жалко вдвое. Кто у нее остался? Вроде дочь? А небо утром было голубое, Такое все...как в детстве. Облака... Ой, да, налей. Ну что. Забрали, тихо. Соседкам ничего еще пока... Там есть одна, такая - паучиха, И смотрит так... Ольга Отче пресветлый, ты милостив, всеблагой, отче, послушай, за что ты меня - вот так? Вот же он - крестик, тяжеленький, дорогой, вот, поцелую, еще раз, за что мне - рак? Я ж ко всенощной ходила, блюла посты, красила яйца на Пасху,кулич пекла... Кто мне поможет, когда отвернешься ты? Где согрешила? За что ты меня - до тла? Господи, милый, но я же...но ты же...ты... Хлеб наш насущный...как камень, внутри печет... Я же крестилась, молилась, блюла посты, что, неужели ко мне подобрался черт? Знаю - смиренно...смиренья во мне - гора, хлеба и рыбы из рук бы твоих вкусить, я бы бежала, кричала тебе ура, отче пресветлый, ты иже на небеси... Только - зачем ты...я думала - горний свет, чистенько, гладко, и главное, да - во сне! Чтоб хоронили, детишки бежали вслед, чтобы соседки все дружно пришли ко мне, чтобы по чину, чтоб свечи, церковный хор, ладан, кадило...Ах, Господи, благодать! Волосы лезут... Я знаю, конечно, гор...Гордость, гордыня...И все-таки... Надо встать. Встать, помолиться, чтоб видели все - чиста! Чтоб замолчали, безбожные, псицы, львы! Чтобы на плечи - не вес моего креста, - крылья... О, боже! Прости ты меня!!! Мертвы будем, воскреснем, и в час твоего суда будем мы вместе, вернемся к своим корням... Счастливы будем, и это я знаю, да... Господи, милый, за что же ты так - меня? Нет, девки, все. Пойду, перекрестясь. Мне главврачу сдавать ее медкарту. Ведь человек - не мелочь, не пустяк... Оксанка, слышь - зайдем потом в "Агарту", Там фильм один, хочу купить, а что? Хью Грант, ага, ну, я вам говорила... Не наскребу на новое пальто, Так хоть на фильм...Ну вот, и насорила, Все в крошках, все... Наталья Валентиновна А я ей - нет, Лариса, так нельзя! Муж должен быть приличным человеком! Не пить, не пялить наглые глаза на всяких там...Коротким бабьим веком мы в карме нашей дыры не заткнем. Жить по фен-шую - правильно, Лариса! И что она? Вчера сказала днем - вы в жизнь мою не лезьте...директриса. А я ей - подойдите, медсестра! За вашей тряпкой- грязные разводы! Вам пятдесят - пожалуй, что пора уметь мыть пол. Уж я бы в ваши годы умела все - учитесь, медсестра, в ученье - свет, луч света в темном царстве... И что в ответ мне эти доктора? Сиди мол, тут - болеешь, и не барствуй. А я ей - Вика, где учились Вы? В четвертой, да? Ужасно! Атмосфера такая там...Народ без головы, вот аттестат ваш, Вика, для примера - должно быть, плох - без троек никуда? Все это, Вика, только показатель. Царит в образовании бардак... Зачем с ногами, Вика? На кровати сидят спокойно люди. Чистота - залог того, что... Девушка - и матом! Молчите, Ольга! Нет на мне креста! Отстаньте, сумасшедшая палата! Я не могу, чтоб было все не так. Врачи - ворье, больные - что за люди? Здесь не больница - бедствие, кабак! Я всем скажу, а кто вы, кто вы, судьи? Я не боюсь, я каждому в глаза... Я подойду, и все вам, все, до капли. Как в пьесе у Островского - гроза в душе моей, смеетесь вы, не так ли? А я всегда...и в школе у меня... ой, что-то мне...я к милости взываю... Я вам скажу - попробуйте понять... Пока я здесь... Пока еще живая. Все это, может быть, пустяки. Мелочь для божьих лет... Если мы пальцы одной руки, Если мы воды одной реки, Если мы фразы одной строки, Значит, ошибок нет. Есть для Вселенной один закон Знают его врачи. Если ты дуешь на молоко, Если обжегся, жуя бекон. Если кусаешь кулак с платком. Больно тебе - кричи. ============================== И хочется лечь, завернуться в небо, от всех сквозняков подоткнуть бока... А серая армия дона Рэбы с утра маскируется в облака. Куда ни посмотришь - повсюду рати, подмокшая вата саднит в груди... И я выхожу их встречать в халате, в носках, мизантропии, бигуди. Я режу огурчик, соленый, вялый, нектар для моих дорогих гостей... И осень засаленным одеялом уже застелила мою постель. -О, Господи, дай мне... - Возьми сама. - Сходить за кефиром. Сойти с ума. И я не мыслю себя без виски, янтарных колосьев вторая власть, была бы я киской - купила вискас, а так - по октябрьски надралась. Цепная дворняга, калачик света тащу по команде "Пошла! Апорт!", мне хочется даже прослыть поэтом - ведь это, по сути, престижный спорт. Четвертая рифма, вода седьмая, не вижу, не слышу, иду на Вы... Как милой бедняжке дожить до мая? Бедняжки к морозам уже мертвы. О Господи, я же... - Уже не я. Расти до отметки. Срастить края. И я засыпаю, зажав аорту в промокшей, осенней, чужой горсти, промозглое время - другого сорта, уже не способное прорасти, последнее, злое, не мякишь - сажа, скребу по сусекам, держусь в руках, а в общем, родные, совсем не скажешь, что я препарирую облака. Прости меня, милый, за эту силу, хохочет в кармане картонный черт. Я просто хотела, чтоб все красиво. Он садит меня на свое плечо. О, Господи, слева! - Смотрю, держись. Играю на вылет. Играю в жизнь. * * * И бились волны простыней В тела нагие... Пусть в жизни многое больней, Чем ностальгия, Чем это чертово клеймо- Больная память... Во сне ты все еще со мной, И я кусками Пластаю грязь и миражи Соленой плоти... Скажи мне что-нибудь, скажи, А помнишь - плотик, А помнишь, снег... И мы с тобой... А помнишь - вечер? А помнишь - плавилась любовь, Текла на свечи... И губы были горячи В прохладе комнат... "Ты помнишь?" - прошлое кричит, А я не помню. сНЕЖНОСТЬ Слова, замирая, срывались с губ, Часы замедляли бег. Она, прижимая ладонь ко лбу, Смотрела, как падал снег. Он плакал, безумный скрывая смех, Под тонкою кожей век, Она же стояла - прекрасней всех, Смотрела, как падал снег. Он пал на колени пред ней, забыв, Что ныне - железный век. Она же стояла, глаза прикрыв, Смотрела, как падал снег. И на пол скатилась его звезда, Сгорела, прервав полет... А в комнате сумрачно... как всегда... И снег все идет...идет... памяти осеннего лиса Одиночество - это такая привычка прощаться. Ухожу от себя, чтобы было к чему возвращаться. Я меняю любовь на осеннее горькое пламя. Это значит, что мы никогда не расстанемся, память. Эти лица во тьме, безымянные красные даты, Оловянная жизнь навсегда забривает в солдаты, Предпоследний трамвай, и морщина на профиле четком, Ненавязчивый джаз, и герой отбивает чечетку, Героиня кротка, подчиняясь иллюзии ритма. Все могло быть и так, только я не люблю алгоритмы. Только след в темноте, только слабые нервные будни. Мой растерянный лис, где же те приручившие люди? Ну, поплачь в тишине, уходя в золотую пшеницу... Я иду за тобой, чтобы было к чему возвратиться. Мой печальнейший принц позабудет меня без возврата. Одиночество, Бог, это просто такая награда... Прощание Любовь закончена. Любовь не начата. Вся наша жизнь-процесс многоэтажный. Я начинаю с чистого листа. Прости - но перелистывать - не жажду. Нет виноватых, кубики легли Не так, увы, рассыпались, застыли. Прости меня. Конечно же, болит. Конечно же...как устрица в пустыне Не ко двору...Мой жемчуг мелковат, Перебирай в ладони, словно четки. Еще раз - вслух - никто не виноват, И без рисовок, милый, без речевок Я не забуду - вечное тавро. Гортань суха, шаги неторопливы... Столб соляной - красиво, но старо. Я не вернусь. Живи. И будь счастливым. * * * Жребий родиться не с той ноги- Редок, хотя богат. Я научилась копить долги И наставлять рога. Я виртуозно плюю с моста, И набираю вес, И доживу ну почти до ста Если не надоест. Я научилась ловить волну, Делать минет и лгать, Бог выбирает меня одну Или одну ноль пять. Музыка тары небесных врат - Знак к перемене мест. Если же черт мне уже не брат, Значит, прощен инцест. Верю, надеюсь, люблю и жду, Шью по канве крестом... Господи, жить бы в твоем саду, Только потом, потом. * * * Если ты усиленно ждешь звонка, улыбаясь, как Золушка после бала - лишь глазами, нервно, исподтишка - это значит, девочка - ты попала. Это значит, что в ванной щебечет душ, ты сидишь, и слушаешь - ну когда же, выйдет тот, в щетине, совсем не муж, а по всем замашкам - и он туда же. Это значит, что алым лицо горит, на затылке снова колтун какой-то, но, конечно, можно поговорить: "Ты читала Баха? Читала? В койку!". Это значит, на ужин - не жидкий чай, а котлеты, хоть и решила - ну их, и еще компотик - и сгоряча обещаешь к завтраку отбивную. Это значит, что тяжесть его руки согревает ночью, кошмары пряча, и хрустят так сладостно позвонки - обнимает крепко твой новый мачо. Ты решаешь с горечью - весь огонь, вся морока только тебя коснулась. Он целует украдкой твою ладонь, потому что думает - ты уснула... Колыбельная Всевышнего - Господи, я кричу, это что, урок? Что ты придумал снова, я же не добегу! - Ты ничего, потерпи, отвечает Бог. Ты потерпи немного, а дальше я помогу. - Я не хочу, не буду, выплюну удила, Ты обещал мне волю, выпусти, вы-пус-ти! - Перетерпи,отвечает, каждому по делам. Я же тебе оставил время, чтоб вырасти? - Господи, вся задача - щеки не разодрать, В белых моих глазницах плещутся невода... - Ты ничего,- отвечает, - только не умирай, Снова потом шарманка - ставить тебе удар. - Господи, я устала, сделал бы ты привал, Нет, безо всяких этих шуточек про петлю... Он отвечает: - Знала б, как я от вас устал. Ну, разбужу к рассвету...Баю тебе, баю. Быть или не... Время не лечит, но делает нас радушней, и равнодушней, как правило, по ночам. Жаль, никогда не взбивали мою подушку тонкие пальцы бродячего скрипача, жаль, никогда...это больше уже не жалит, схватит, отпустит, и все, проходи, живи. Мы бы взорвали все наши миры, пожалуй, если бы я не боялась твоей любви. Время не терпит, когда вспоминают бывших, крутится жизнь, не давая сойти с тропы... "Да, не сошлось"- с ностальгией друг другу пишем, члены кружка "Фотография для слепых". Мы - огого, мы могли бы, но лень и глупо, ветер закружит, помчится наперерез... "Помнишь, как мы..."- я до крови кусаю губы, помню, как мы не попали в страну чудес. Ты извини, бьется в клетке моя синица, новый амант, феерически, бла-бла-бла. В каждом из них я искала твои ресницы, руки, и лоб...и пока еще не нашла. * * * Когда ты влюблен, весь мир становится точкой G. И улыбаясь, смотрит в зрачок твоего прицела... И ты накачан веселым газом, и мчишься, в целом, Прямо по курсу, цепляясь сердцем за виражи. И этажи, склоняясь сверху, роняют капли Неона, это, быть может, слезы небесных сфер... И ты весь в белом, а если в черном - то Люцифер А если в красном - то в самом конце спектакля Выйдет на сцену задроченный режиссер, Скажет "Простите, кровь на клинке сюжета..." Ты исчеркаешь край своего манжета, Ах, фантазер - улыбнется барышня - фантазер, Много ли надо, чтоб крой твоего крыла Перекосился, небо дало осечку... ...Каждый Емеля однажды растопит печку Бурным романом с названьем "Она ушла". Ну а пока кружись, улетай, пока В бурном оргазме трясутся твои причалы, И причиндалы - вот, пишет - она скучала... aspera, astra, предчувствие потолка.