речистосердечное признание

Нет, мне придется все рассказать, как есть;
я - тот самый гонец, несущий плохую весть,
ту, что ты так не желаешь слышать.

Я скакал три года и четыре дня,
я - сильнее прочих, ведь у меня
испытание, посланное свыше.

Так что - слушай! Слушай и не кривись,
из-за слов, что в груди у меня собрались -
я их долго носил, перекатывая как камни

тяжким вздохом, и, вот, наконец, донес,
у меня не осталось больше ни сил, ни слез,
ни сколь-либо желанного языка мне.

Я бы тут сидел, глядел на тебя, молчал,
я молчал бы вечность, если б не обещал,
донести, что же там всё-таки приключилось.

Это там - и очень близко, и немыслимо далеко,
большинству оттуда выбраться нелегко,
но проводником сработают пятый chivas,

ни-о-чём комедии, друзья, с головой в работу,
и, конечно, клин клином - читай здесь - потом
оставаться на коже тех, кто нам безразличны.

я использовал всё это, и теперь я здесь,
составляю из слов гремучую смесь,
чтобы выдать себя с поличным.

Так что слушай: там вначале была весна,
и порхали бабочки, и без сна
обходился по трое суток,

а потом - все выжгло, была лишь зола да тишь,
все сошлось на тебе, света не разглядишь,
извини, что всё это несу так

откровенно, что между нами
разложил этот ворох воспоминаний,
будто мертвых: под покрывалами вдоль дорог.

Извини, что гляжу на тебя так пристально,
эмигрантом, сходящим на пристань, а
она у него вырывается из-под ног;

извини, что слабею, робею, слова в горле комкаю,
что боюсь это залпом выпалить громко и
страшусь - что ты скажешь в ответ;

потому что предвижу - с моею-то дьявольской интуицией -
как ты будешь потом сторониться, и
для меня ничего на свете страшнее нет.

Оттого я сижу тут, словами вооруженный
до зубов, и из глотки моей лужённой
они пулями пробивают твою броню

безразличия, эти вот: "мне хочется быть с тобою",
"не оставь меня", "без тебя мне не знать покоя";
и, конечно, контрольное - прямо в сердце -
"я тебя люблю".