По гамбургскому счёту

	чтобы было понятно: Майами Эд Скул - это рекламная школа; 
	одна прекрасная девочка уехала учиться в филиал школы в Гамбурге.


Вот они - зная друг друга примерно два года -
расстаются на долгое время, если не навсегда,
за окном стоит солнечная погода,
у них обоих абсолютнейшая свобода:
у него в кармане приказ о сокращении штата,
у нее - пргласительный в Майами Эд Скул;
он едет на встречу, вспоминает все их немногие даты,
и размышляет о том, что те, кого мы любили когда-то,
по прошествии времени навевают сладостную тоску.

Он, как всегда опоздав, с улыбкою извинится,
достанет сигаретную пачку, и осечётся -
увидев табличку с просьбою не курить;
схватит меню, на пару минут найдется:
будет смешно мусолить несчастные три страницы,
громко сам себя спросит: "Что будем пить?".
Нескладно пошутит, что, мол, не следует волноваться:
всегда же можно вернуться;
словом, сделает все, чтоб не признаться -
он, который вообще не в силах заткнуться, -
как ему с ней приятно не-говорить.

У них с полчаса, но время здесь не при чем:
с ней - либо болтать обо всем на свете,
либо молчать ни о чем;
она из разряда тех, с кем он - кусок оголенной меди,
его пробирает, когда она просто поводит плечом.
- Слушай, как это странно:
Завтра между нами окажутся города -
да что города! - целые страны!
Пока они вместе, он себя ощущает богаче чем Крёз,
и это чувство даётся ему без труда,
как только она уедет, всё, чем он будет владеть всерьёз -
исключительным правом на "более никогда".

Впрочем, едва они деликатно поговорят, немного скованно помолчат -
у них не так чтобы много тем, которые стоило б обновить -
как он вдруг понимает: ведь есть и жж, и аська, и скайп, и чат -
так что смешно прощаться всерьез - только было б о чем говорить;
только все эти средства боль превращают в дешёвку, они мельчат,
но не в силах ни боль до конца отменить,
ни тот факт, что воспоминания, которые больше всего горчат,
слаще всего хранить.

Короче, они потратят время на пустяки,
поулыбаются, понарасскажут друг другу планов;
он ей, конечно, не скажет о самом главном,
он не поставит точку в конце строки,
как не поставил точку для их романа,
надеясь, дескать, что это добавит лоску,
когда их однажды где-то ещё раз пересечёт:
Пора прощаться. Она поправляет прическу,
он допивает свой мокка;
и вот тут ему действительно становится одиноко -
ещё до того, как приносят счёт.

Они выйдут на улицу - она с сумкой, он с пустотой;
поцелуют друг друга как старые добрые, разойдутся на шаг:
она смеётся, он любуется напоследок ее красотой, -
а в глазах вдруг чернеет, как будто вороны
целой стаей над ним кружат;
когда они расходятся в разные стороны,
он оборачивается ей вслед и пару секунд чего-то ждет,
словно чему-то должно произойти:
словно не здесь разойдутся у них пути,
словно она сейчас никуда не уйдет.

Ничего, конечно же, не произойдет.
Светит солнце, в парке громко смеются дети.

Жизнь идёт.